Село 1-Михайловка возникло в конце ХVlll века на том же месте, где находится в наше время. Вначале это была небольшая, состоящая из нескольких дворов, возможно с другим названием деревенька, ютившаяся около, так называемого, Чибисова оврага, вокруг которого росли огромные деревья и кустарники. Впоследствии появились и другие деревеньки, державшиеся вблизи оврагов, балок. Жители этих деревень не были крепостными. Они платили царю дань. Основным занятием было земледелие. Вначале ХlХ века несколько десятков семей переселились из села Мосоловка, которое возникло в 30 годах ХVlll века, которое в начале ХlХ века было большим селом. Доказательством тому может служить факт, что в указанных сёлах в настоящее время встречаются одинаковые фамилии - Рябинины, Круговы, Малафеевы, Любавские и другие.           В дальнейшем судьба 1-Михайловки определилась благоприятным образом: она стала областным центром, что не могло не повлиять на экономику села положительно и на создание превосходства в численности населения перед другими сёлами. Лет так 150 назад места наши сохраняли черты первобытности. Всюду на топких болотах росли леса, состоявшие из различных пород деревьев (осины, ольхи, берёзы) и кустарников. Лес с западной стороны подходил к селу вплотную и, переливаясь со степью, уходя в западном направлении за пределы Панинского района. В наше время от древних лесов остались лишь наибольшие рощи (кусты) из которых некоторые исчезли, только сохранились: Малая и Большая окладины.           Дед мой рассказывал, в бытность его молодости, лет 80 назад, в Большой окладине вода даже в засушливое лето сохранялась. Местами было так глубоко и вода настолько чиста, что в жаркую погоду люди купались и купали лошадей. В древнейшее время пониженные места в виде впадин, существовавшие на территории теперешнего панинского района, покрывшие буйной растительностью,           Превращались в топкие болота. Всё это создавало условия увлажнённости микроклимата. Позже существовали леса, в них обитали различные звери: дикие козы, кабаны, орлы, даже, говорят медведи.           Когда я ходил в начальную школу (около 50 лет назад) в церковной сторожке жил сторож, очень старый человек, лет за 80. Он рассказывал:  - Были и лошади дикие, козы и кабаны. Лошадей я не помню, но старики рассказывали, что были. Орлов и диких коз помню хорошо. Мне и моему товарищу было лет по 12 не больше. Задумали мы в орлиные гнёзда за яйцами. А гнёзда эти – на самой верхушке осины, а осины – высоченные, глядишь вверх - шапка валится. Долго мы там возились с гнёздами: скороли до них доберёшься. Свиньи барские, которых мы пасли, забрались в поле и порядком повредили его. Ну и было нам на орехи. По 25 розг всыпали. Смех и горе, засмеялся старик. Две недели мы не могли сидеть, как положено. Штаны на заде рукой оттягивали, чтоб этак не прилипали к болячкам. Вот как жили. А леса , что и говорить, дремучие были,- помолчав продолжал:           Сам-то не видел, а сказывали, что в лесах этих жили разбойники. Правда народ они не трогали, только на богатых нападали. Да и так сказать, что у мужика возьмёшь. - Кто же они такие – разбойники эти? – спрашиваем. - Кто их знает! Говорили – из белых.           О том, что в наших лесах разбойники жили, я от многих стариков слыхал. Они в тех лесах испокон веков обитали. Вероятно, со времён булавинского восстания. Пополнялись разбойничьи шайки за счёт беглых крестьян, бежавших от невыносимого гнёта помещиков. Они жестоко мстили им за своё угнетение. Из исторических источников известно, что – земли, лежавшие в восточной части Воронежской области, много веков находились в состоянии запущения. Только кое-где встречались небольшие деревушки, скрываемые густыми лесами, болотами, оврагами.           Воронежская область, является окраиной древней Руси, подвергалась набегам кочевников, кочующих в южных степных просторах. Они, опустошая эти места, препятствовали славянским народам колонизировать восточные степные районы, теперешней Воронежской области. Потом произошло татаро-монгольское нашествие, которое окончательно опустошило наши края. Многие селения были полностью уничтожены, а жители либо перебиты, либо увезены в плен и проданы в рабство. Часть жителей бежало в леса на север.           Закрепощение продолжалось долго, вплоть до 17 столетия. Заселению серьёзным препятствием были частые набеги крымских татар. Когда опасность от набегов уменьшилась, на свободные земли с севера стали приходить новые поселенцы. Среди них были беглые крестьяне, спасавшиеся от гнёта помещиков.           Селились они небольшими деревеньками, в 5-10 дворов. Так вероятно возникло село 1-Михайловки и другие окрестные сёла.           Закрепощение крестьян 1-Михайловки и других окрестных селений произошло, надо полагать, тогда, когда цари усиленно раздавали земли в южных районах своим любимцам-вельможам.           С царскими « наградными пожалованиями» феодалы ринулись в наши места, захватывая лучшие земли. Первыми крупными землевладельцами на территории Панинского района оказались Панины, Орловы-Давыдовы, Тулиновы, Перелёшины.           Из рассказа, передававшегося из поколения в поколение, мы узнали, что один из хищников-феодалов с царской грамотой припожаловал и к нашим предкам.           Из рассказа, передававшегося из поколения в поколение, мы узнаём, что в 19 веке и в наши края приехал феодал. В памяти стариков, живших в бытность моей молодости, сохранился рассказ о встрече нового барина с крестьянами. Рассказ, возможно, как это бывает с устными преданиями, изменился в деталях. Но сущность его осталась неизменной. Я передаю его таким, каким приходилось слушать самому.           Известие о закрепощении произвело на жителей такое действие, какое могли произвести эпидемия чумы, нашествие татар, или какое другое страшное бедствие. В силу чего в рассказе сохранялась та тревожная картина, которую пережили предки.           Произвол помещиков над крестьянами не имел границ. Крепостных, как и рабов, не считали за людей. Их могли продавать и даже убивать безнаказанно. Заставляли работать на помещиков бесплатно. Жили крестьяне в ужасных условиях. Новый барин Кологривов был очень злым деспотом. Приехал он весной перед полевыми работами. «Мужики готовились к севу,- гласит предание. » Первым делом он приказал собрать мужиков со всех ему поставленных деревень. Собрались они, как явствует из рассказа, на том месте, где балка делает крутой поворот к югу, образуя в виде мыса возвышенность, на которой впоследствии возникнет барская усадьба с садом, спускавшимся берёзовой аллеей к будущему пруду. В то время этого ещё ничего не было, только вольный ветер гулял, да буйные травы росли.           По случаю праздника (был какой-то религиозный праздник) мужики на встречу с барином пришли в праздничной одежде: в новых, сшитых из самотканого сукна армяках, в сапогах кожаных, густо смазанных дёгтем (лапти не носили), на голове у всех высокие куртячные шапки. Одним словом, одеты в соответствии достатку. «Жили вольными и работали на себя, как не быть достатку, »- рассказывали старики. Столпившись, они ждали появления нового барина. Каждый ,погрузился в свои думы: каков он, этот барин, как повернёт дело, строг ли? Старшие, как положено по этикету, стояли впереди, молодые позади старших.           Ждать пришлось долго. Барин находился в гостях у соседнего помещика. В полдень вдали показалась карета, запряжённая тройкой лошадей. Карета закрытая, в таких ездили царские сановники. Она быстро приближалась и, поравнявшись с толпой мужиков, резко остановилась. Накрапывал весенний мелкий дождик. Кучер, соскочив с облучка, с ловкостью открыл дверцы. Кряхтя, с трудом из кареты стал вылезать грузный человек, с седыми бакенбардами. Лицо его не произвело ничего доброго: оно было не в меру сурово. Он стал в нескольких шагах от толпы. Старшие в передних рядах, опёрлись на посохи, исподлобья смотрели на барина. Помещику не понравилось это. Он думал увидеть робких, покорных рабов, стоявших на коленях, а они даже шапки не сняли; хотя страх оковывал их, но дух вольности протестовал. Видно было по лицам холодны, но неиспуганным.           Лицо узурпатора зверело, выпуклые глаза выражали яростную злобу. Он почувствовал в мужиках вольный дух, который придётся подавлять.           Не выдержав звериного взгляда, мужики потупились. На их головы обрушился поток непристойного ругательства. -Что разоделись!- наливаясь гневом, орал барин-самодур. Он привык видеть подневольных в лохмотьях да в дырявых. Толпа безмолвствовала. А самодур продолжал ругаться: - Отъелись на вольных хлебах! Богато живёте, как я вижу! Я привык, чтоб мои люди носили такую одежду, через которую душу видно. Вот как, собачьи свиньи! Знаю я вас, бунтовщиков, под справной одеждой – непокорность таится. Розгами велю выгнать из вас эту непокорность. Даже в мыслях не будете сметь думать об этом». - Мы, барин, на бога не гневаемся, его молитвами да трудом своим пробавляемся, - тихо, но с твёрдостью в голосе сказал один из самых уважаемых на селе стариков. – Молчать! Вы теперь мои рабы, что хочу, то и делаю с вами. Ваше дело – работать, рассуждать буду я. За малейшее непослушание буду нещадно пороть, а то и - в солдаты! Долго ещё на другой стороне лога отражаясь эхом от крутого берега оврага, гремела господская ругань, похожая на лай собаки, гоняющейся за затравленным зайцем.           Хотя ругать и истязать своих крепостных крестьян, для господ было привычным делом, однако он всё же выдохся. Подозвав выборное им доверенное лицо и отдав ему кое-какие распоряжения, уехал по той же дороге, по которой приехал.           Мужики поняли, что пришёл конец привольной жизни, вечно придётся гнуть спину под тяжестью рабского труда. Хмурые, с гложущей сердце тоской, разошлись они по домам. И потянулось рабство на многие годы, и услышала земля наша стон подневольный. « Здесь барство дикое, без чувств, без закона Присвоило себе насильственной лозой И труд, и собственность и время земледельца»- Писал великий русский поэт и гуманист А.С.Пушкин.           По рассказам, передававшим из поколения в поколение, видно, что помещик Кологривов сдержал своё слово. Жестоко обращался он со своими крестьянами. Палкой и розгами не только вышибал бунтарский дух мужицкий, заодно - и душу. Многие умирали под розгами.           Помещику достались обширные, богатые плодородием земли.           Во второй половине ХIХ века происходит дробление помещичьих владений. Я не имею данных, чтоб сказать, как это происходило, но известно: на земле, которой владел феодал Кологривов, появились другие помещики имения: Харина, Попова. В Михайловке хозяином поместья стал Смирнов. В его владения входили два села – Михайловка и Никольское. К началу Смирновского владения Михайловка насчитывала не более 50 дворов. А уже позже, стараниями Смирновых население её значительно выросло за счёт переселенцев. Часть крестьян они купили у помещиков Саратовской, Тамбовской, Курской губерний, часть переселенцев из других, им принадлежавших имений.           В основном из переселенцев возникает посёлок, или улица Маршановка. Своё название она получила по переселенцам, большинство которых переселено из Маршановского уезда. В селе до сих пор живут несколько семей Жереленых. Зовут их по-уличному – Должанскими, потому, видимо, что их предки куплены у курского помещика, имение которого находилось в селе Волгово. Переселение крестьян происходило насильственным путём. Ине спрашивали, желают ли они переселяться или нет. Определялось волей помещика. Чтобы иметь представление о том, как выглядело переселение, передам рассказ моего деда о переселение наших предков.           «Переселили наших из Моршанска лет за десять до отмены барщины. Лосевых было две семьи, два брата. Один из них был моим дедом. Сам-то он не дожил до этих печальных дней – умер. Отец мой Павел Иванович – остался в семье за старшего, ему тогда 12 годов исполнилось. Вот семью моего дяди и семью моего отца назначили к переселению. Наши и там были крепостными помещика Смирнова. У него в Моршанском уезде было большое имение. Он часть мужиков решил переселить в Михайловку.           Когда объявили им, что их будут переселять, женщины голосили, как по упокойнику. Мучительно больно покидать насиженные места. А когда обоз переселенцев следовал до места нового поселения, с собой везли всё, даже хаты разобрали и везли, - женщины с горя теряли рассудок; ведь каждая навеки расставалась с близкими родными – отцом, матерью, братьями и сёстрами. А что их могло ожидать на новом месте? Тоже рабство да ещё в чужом краю. Они бросались с возов на землю и истерически бились ногами и руками. Мучительно, с большим трудом удавалось водворять их снова на подводы и везти дальше.           Село Михайловка численно росло. И уже перед реформой 1861 года оно насчитывало около 200 дворов. Не могу сказать, соответствует ли действительности, но жители села долгое время сохраняли добрую память о вдове помещика – Смирновой, считая её барыней с добрым, мягким сердцем. Толи потому, что действительно была доброй, ни кого не обижала, толи потому, что редко жила в деревне и хозяйством не занималась, зла крестьянам не делала. В молодые годы она жила в Петербурге, как делали многие именитые помещики. Только позже, будучи в преклонном возрасте, безвыездно жила в своём имении до 1870 года. Возможно, доброй она была и потому, что по своим мировоззренческим убеждениям тяготела к прогрессивно- демократической части дворянской молодёжи, и, конечно, на фоне крепостного деспотизма она казалась крепостным крестьянам ангелом добродетели. Среди друзей Пушкина были Смирновы.           Зато бурмистры, кому помещики доверяли управлять своими имениями, очень нехорошую память о себе оставили.           Являясь выходцами из крепостных и рабски угождая своим господам ради собственной наживы, зверски относились к крепостным односельчанам. Избиение, насилие и унижение были излюбленными средствами управления угнетёнными. Жестокостью они доводили крестьян до отчаянья, до свершения преступления. Не редко случалось, когда крепостные не в силах терпеть издевательства и бесчеловечность, покушались на жизнь своих истязателей. Так в 50 годах прошлого столетия был убит зверь- бурмистр. Убили его, рассказывают, двое Никольских парней, (один, кажется, по фамилии Шерстобитов) около моста, в ту пору, когда он поздним вечером возвращался с поля.           Вначале не могли найти преступника. Обвинили другого, невиновного. Били его. Но он не признавался. Может быть, забили до смерти, если бы не одна женщина, оказавшаяся невольной свидетельницей убийства. Она-то и выдала подлинных убийц. Их жестоко избили розгами и сослали навечно в Сибирь.           Вдову Смирнову уважали ещё за то, что она проявила «благодеяние»- построила церковь. Идя в церковь, измученные эксплуатацией люди, на время отвлекались от тяжёлой участи, получали какое-то духовное удовлетворение. И за эту мимолётную радость, которую доставляла церковь, они с благодарностью относились к своей помещице. Следует сказать, строительство недорого стоило господам. Но на плечи угнетённых ложилось дополнительным бременем. Все работы, кроме тех, что выполнялись в городе каменщиками за сумму, производились крепостными. Они делали кирпич, подвозили стройматериал к месту стройки, подавали его наверх. Да и большая часть средств, шедшая на уплату мастерам, молярам, художникам, на покупку стройматериалов собиралась в форме пожертвований на храм божий среди населения. Тёмные люди, будь самыми нищими, не жалели последних грошей на богоугодное дело. Строительство продолжалось 10 лет. И было завершено в 1854 году. Назвали церковь Андреевской, видно в честь молодого барина Андрея. Помещики и в святых делах не уступают первенства. Не обошлось и без анекдотических курьёзов. Русский человек любит шутить. И шутит он даже так, что не щадит самого святого- иконы.           Художники, приглашённые рисовать иконы и различные фрески из библейских сказаний, остались, чем-то не довольны нанимателями.           Мало что ли заплатили. Отомстили за это злой шуткой. Каждый изображённый святой оказался похожим на кого- либо из жителей села. Например: бог Саваоф – вылитый староста, Христос очень похож на кузница, Николай угодник – на бондаря. А больше всего Божья Матерь была точным портретом одной местной красавицы, занимавшейся шинкарством и имевшей славу далеко не святой женщины. Обнаружили эту шутку после того, как освятили церковь, и когда художников след простыл. Шутка произвела разное действие на верующих. Кто от души смеялся, а кто сильно злился, видя свой портрет с ангельскими крылышками за спиной. Особенно возмущался богохульством художников староста. Он требовал разыскать художников и наказать, а богов с лицами грешных людей соскоблить. Не знаю, что сделали с художниками, а что касается икон, то на них молились много лет, и ущерба никакого не было. Вновь рисовать – средств не хватало. Какая разница, на кого молиться. Вдруг объявили: крепостное право по милости батюшки- царя отменяется. Царский манифест некоторое время скрывали от народа. Уж очень не хотелось помещикам лишаться всех благ, которые они получали, эксплуатируя крестьян. Но когда скрывать дальше нельзя было, манифест объявили во время церковной службы при большом сборе народа.           Это радостное событие встретили как великое благодеяние царя. Людскому ликованию не было конца. Все кто находился в церкви, со слезами на глазах обнимали друг друга, целовались, словно на пасху. Обнимали и целовали старую барыню, будто она проявила такую милость отпустить крепостных на волю. Помещица, прослезившись от умиления, приговаривала: «Ну вот, детушки, дождались волюшку, теперь все мы равны перед богом и перед царём- благодетелем. Молите бога за здоровье вашего освободителя» Может быть, помещица лицемерила, а может и вправду, для неё было ненавистным угнетение человека человеком. Сущность крепостничества казалась ей противоестественным явлением. Как знать?           После того, как волнение людей немного улеглось, начали служить молебен за здоровье царя- освободителя Александра Второго. «Многое лето!»- ревел поп. «Многое лето!»- подхватывал хор певчих.           Но радовались напрасно. Освободить-то освободили, а земли не дали. Какое же это освобождение без земли. Разница лишь в том, что раньше мужика заставляли силой принуждения работать на помещика, то теперь, не имея земли, он добровольно идёт в помещичью кабалу. Старики говорили, что штаны те же только наизнанку вывернуты. Сущность эксплуатации оставалась прежней.           Кроме помещиков, появился другой класс эксплуататоров, более хищный – кулачество. Беднейшее крестьянство, следовательно, стало испытывать двойной гнёт. По условиям реформы за крестьянами 2-х сёл- Михайловки и Никольского, с населением более 1500 душ, земли оставалось всего около тысячи десятин, которую они должны виде особого налога выкупить в течение определённого срока. Выходило: землёй не наделяли, а продавали её за высокую плату. Интересы помещиков не затрагивались. У Смирновых, например, все земельные угодия составляли 3000 десятин. Землёй наделялось только мужское население. Женщины не имели права пользоваться землёй. И в этом отношении половина населения оставалось бесправным.           Явную выгоду имели те семьи, у которых преобладали мужчины. Рождение дочери считалось бедствием. Её неособенно оберегали, и смерть девочки считали благим избавлением от лишнего рта. Поэтому большинство крестьянских дворов вынуждены арендовать землю у помещика на кабальных условиях. Платили за неё либо деньгами, либо отрабатывали, либо работали исполу, т.е. отдавали из собранного урожая значительную долю землевладельцу.           Когда произошла реформа 1861 года, отец моего деда был ещё не женат. Ему, как имеющему мужскую душу, достался земельный участок в одну десятину. Женился, пошли дети: два сына и пять дочерей. А земли всё равно осталось одна десятина.           Началось обнищание крестьян. Малоземелье и первобытный способ обработки почвы - сохой, деревянной бороной, без внесения удобрений, при наличии 3-х полья – не могли обеспечить крестьянам материального благополучия. Кроме того плодородие почвы с каждым годом ухудшалось. Даже в самые урожайные годы собирали не более 60 пудов с десятины. А в засушливые годы и семена не возвращала земля. Крестьяне голодали, разорялись. Кабала тугой петлёй затягивалась на шее мужика – бедняка. Многие уходили в город на заработки, другие превращались в батраков, эксплуатируемых помещиками и кулаками. Расслоение деревни шло ускоренными темпами. К 1900 году в Михайловке было около 15% безлошадных. Немало бедняцких хозяйств лишились небольших земельных участков, отдавая их за долги и за неуплату податей. С другой стороны отмечается рост кулацких хозяйств, которые, приобретая большие земельные участки, становились землевладельцами, применявшими наёмную рабочую силу. Например, семья Мышьяковых к указанному периоду имела так называемую «вечность» в 200 десятин, да арендованной земли 500 га. Семья была большая, патриархальная, состоявшая из 40 душ.           Другие кулацкие хозяйства – Морозовы, Молофеевы, Филипповы – обзаводились небольшими кустарными предприятиями – это ветряные мельницы, просорушки, маслобойки, кожевенные и валяльные мастерские. Хозяйства кустарных предприятий, используя батрацкий труд, приносили хорошие прибыли.           Помещица Смирнова умерла в 1870 году, как утверждала надпись на чугунном ажурном кресте, который стоял на её могиле, в церковной ограде вплоть до 1931 года. Имение по наследству перешло в руки молодого барина – её сына Андрея, известного пьяницы и кутилы – картёжника. Хозяйство при его правлении окончательно пришло в упадок. Чтобы как-то поправить дела, молодой барин стал продавать земляные участки. Так во владениях Смирнова появились мелкие помещики - Еицкие, Мягковы, Конюкова, в лесу – Поповы, Слепышовы. Андрей Смирнов был женат на француженки - актрисе. С женой он жил плохо. Часто ссорились. Француженка, как мне рассказывал дед, оказалась хитрее своего мужа. Она обманным путём заставила барина, своего мужа подписать на неё имя всё движимое и недвижимоё имущество. После одной ссоры актриса уехала на родину – в Париж, где продала имение купцу Петрову. Произошло это вначале 90-х годов прошлого столетия. Вскоре с купчей на имение приехал новый хозяин. Народ так и звал его – хозяин Петров, Николай Филиппович. Смирнов впал в отчаяние. Две недели жил, будто желал утопить горе в вине. Потом подали ему тройку лошадей, запряжённых в карету – это было всё, что осталось от помещичьей собственности. Бывшие его слуги уложили небогатые пожитки. Распрощавшись со всеми, кто пожелал его проводить в путь дорогу, сел в карету, прося не поминать лихо, уехал. Так исчез из наших мест последний представитель феодалов, господствовавших над нашими предками сотни лет. Таков был удел отживающего класса крепостников.           На место помещика, бывшего крепостника, приехал представитель нового класса – класса капиталистов. Петров был купцом – миллионером. В Воронеже совместно с братом имел крупную торговлю. Торговля не удовлетворяла Петрова. У капиталиста аппетиты большие, он часть огромного капитала вкладывает в сельскохозяйственное производство. Покупает несколько имений в других губерниях.           Петров вместо старых способов ведения хозяйства основанных на остатках крепостничества, каковыми пользовались помещики, вводил капиталистические порядки. От сдачи земли в аренду отказался. Ввёл наёмный труд с денежной оплатой. Провёл ряд мероприятий по улучшению агротехники. Завёл многопольный севооборот, проявил заботу об уноваживании парового клина, завёз высокоурожайные сорта зерновых культур: ржи, овса, проса, пшеницы. А главное, как это требует капиталистический способ производства, стал применять сельхозмашины, которые он закупал в Америке. Появились с отвальными лемехами плуги, сеялки, жатки, сноповязалки, паровые молотилки, зерноочистительные машины.           После революции 1905 года привёз из Америки норовой трактор, прозванный впоследствии жителями «пахарем». Правда, пахарем он оказался некудышним. Был настолько первобытным по сравнению с тракторами современного типа, что на пахоте применять его не было никакой возможности. Это была очень громоздкая машина, похожая на паровоз. Позади себя помимо плуга, она вынуждена тащить на особых тележках воду и топливо. А огромные колёса, шириной в метр, так утрамбовывал землю, что в посевах, как дороги оставались пустые места. По сути дела, он не поохал, а прокладывал дороги. Петров отказался использовать трактор на пахоте, поставил его на стационар. «Вот подлецы, - ругал он американцев. – Всучили мне чёртову машину. Ну, ничего, если не пахать, так молоть зерно заставлю».           Не меньшее внимание Петров уделял племенному хозяйству. До него в имении, а тем более у мужиков, скот был низкопродуктивным, захудалым. Появились коровы симментальской, овцы - романовской, свиньи – белой английской, лошади - орловской и владимирской пород. Такого скота в наших краях ещё не существовало. Техника техникой, а в производстве решают люди, овладевшие разными специальностями. Петров стал думать о квалификации рабочих, которые смогли бы управлять всей этой техникой, и умело ухаживать за скотом. Первое время специалистами в имении работали наёмные американцы. Этот надменный народ, держались аристократически. Хозяин жаловался, что иностранцы дорого ему обходятся, и приходится выплачивать высокую зарплату, притом золотом. « Свои- то люди сплошь неграмотные, разве могут управлять машинами», - думал он. Нужна школа, обязательно нужна. Считали, что Петров, делая огромные затраты, с машинами прогорит, но этого не случилось. В короткий срок имение стало серьёзным конкурентом среди помещичьих хозяйств, где существовали полукрепостные способы производства.           Имение Петрова стало приносить хозяину огромные барыши. Уже перед первой мировой войной 1914 года оно превратилось в крупное товарное производство сельскохозяйственных продуктов. Петров имел далеко идущие замыслы. Задумано строительство винокуренного завода. Начал уже завозить к нему оборудование. Паровой котёл всё ещё при Советской власти долгое время ржавел, валялся под горой, пока не отвезли в утиль. Планам капиталиста не было суждено осуществиться: грянула Октябрьская социалистическая революция, которая смела всех капиталистов, расчистив почву для нового строя, строя социалистического. А всё богатство принадлежавшее эксплуататорам, стало достоянием народа. На месте имения Петрова возник совхоз «Прогресс» в 1918 году.           Как я уже говорил, что вводимые новшества в производство сельского хозяйства, давали Петрову огромные барыши. А каково экономическое положение крестьян было при новом хозяине? Как всё это отразилось на классовом составе села?           С одной стороны капиталистический способ производства, будучи более прогрессивным по сравнению со старым способом ведения хозяйства, оказался заразительным для обогащения кулацкой верхушки, которая, владея большими земельными участками, переходит на машинную технику в обработке полей. Многие из них начинают по примеру Петрова покупать различные сельхозмашины, разводят племенной скот. Всё это не могло не способствовать повышению производительности труда. С освобождением ручного труда появляется излишняя рабочая сила, которая не может найти применения в производстве. Вследствие этого батрацкий труд становится ещё более дешёвым. Усиливается эксплуатация бедняцкого населения. С другой стороны шло разорение середняцких хозяйств и полное обнищание бедняцких, которые превращались в деревенский пролетариат. Если раньше крестьянин имел возможность, хотя и на кабальных условиях, арендовать землю и кое-как существовать, то теперь свободной земли, которую можно было покупать, оставалось всё меньше, а цены на неё росли. Разорившемуся крестьянину ничего не оставалось, как идти к Петрову или к кулаку батрачить за мизерную плату. Да ещё - вопрос, примут ли на работу. Очень много стало желающих наниматься. Рассказывают: «Выстроят, бывало, всех пришедших на работу, в один ряд и приказчик ходит, показывая пальцем: ты, ты,….. ты. Наберёт, сколько требуется, остальных отсылает домой. Женщины в крик: Семён Семёныч, возьми меня, у меня дети голодные сидят! «У всех сидят, не могу принять всех, да и как тебя принять, когда ты вчера позже всех пришла после обеденного перерыва» - Дочка болеет, задержалась. - Вот и иди к дочке, нельзя больную бросать.           И пойдёт женщина домой, заливаясь слезами. Обращались к хозяину: «Николай Филиппович, родной отец, возьми на работу». Тот обнадёживающе обещает: «Потерпите немного, все будете обеспеченны работой, вон какие планы я задумал. Завод буду строить. Не всё сразу». Было неверным считать, что эксплуататор, значит человек – зверь. Не всегда так. Многие из капиталистов и помещиков были люди добрые, с гуманным сердцем. Они даже пытались помогать бедным, но это не в их силах. Капитализм сам по себе жестоко и неумолимо «мял, давил, уничтожал». И всякое гуманное проявление, как спичка на ветру, гасло.           По рассказам Петров был от природы человек добрый, отзывчивый и мягкосердечный. К людям относился спокойно, даже ласково. Всё что затевал, он считал, что делает не только себе хорошо, но и народу приносит добро. С ростом капитализма, по его мнению, будет повышаться материальный и духовный уровень народа. Он верил, что при капитализме сделать всех зажиточными вполне возможно, если все откажутся от лени и пьянства. Он говорил: «Какому – же хозяину не хочется, чтоб его люди жили хорошо. Сытый человек лучше работает, а если он работает с прилежанием, то ему от этого хорошо и хозяину». Он даже тех, кто добросовестно трудился, поощрял. То лесу даст на хату, то денег ссудит за небольшой процент. Была у него в имении столовая для рабочих, в которой мог любой рабочий питаться бесплатно. Однако такой взгляд капиталиста, сделать всех зажиточными, был утопией. При капитализме этого сделать нельзя. А то, что Петров добр к людям это исходит из его личных качеств. Кроме того, слыть за добродетеля имеет особую выгоду, ибо нет расчёта, чтоб мужики смотрели косо на хозяина. Он был довольно таки понимающим человеком. Знал, что добродетельное отношение к рабочим, мягкое обхождение к ним притупляет классовый антагонизм, делает мужиков овечками, которых легче стричь.           Кроме Петрова были другие эксплуататоры – кулаки. Они куда кровожаднее. Дед рассказывал: «Своего хлеба до нового урожая никогда не хватало, приходилось обращаться к кулаку. Он даст несколько пудиков в долг, но с процентом».           Крестьянин шёл в кабак, чтобы заглушить свою беспросветную нужду. Пропивая заработанные гроши, он оставлял семью голодной. Приходил домой, избивал жену, будто она во всём виновата, разгонял детей. Пьянство, как зараза разъедало душу бедняка, делая жизнь ещё не выносимее. Не пьянство порождало нужду, а нужда – пьянство. Обнищание большинства жителей и низкий уровень быта были причиной большой смертности, особенно среди детей. Почти половина новорождённых умирали от различных болезней. Много умерло в Михайловке в 1891 году во время голода. Высокая смертность имела множество причин – тяжёлый изнурительный труд, голод, отсутствие элементарной медицинской помощи, антисанитарное состояние в быту. Была одна только одна небольшая земская больница в Щучьем, которая обслуживала более двух десятков сёл. Петров не в пример русскому купечеству, прожигающему деньги в кутежах, был трезв и рассудителен, однако не жаден, и следовательно не скряга. Любил роскошь. Постройки в его имении имели очень красивые архитектурные оформления в русском стиле. Во вкусе была резьба по дереву, которой украшались деревянные постройки. Перед первой мировой войной легковые машины не часто можно встретить. Они только что появились, да и не каждый состоятельный человек мог позволить себе обзаводиться дорогостоящей, редкостной вещью. Петров же купил в Америке легковой автомобиль модели «Форд». Говорят, уж очень дорого заплатил – 40 тысяч золотом. Сравните с теперешними ценами.           Разъезжая на своей «чёртовой» коляске (так народ окрестил автомобиль), вызывал страх и любопытство. Когда машина мчалась по селу, жители выскакивали из хат и долго смотрели ей в след, кто с ругательством, кто с восторгом. Старухи – те всегда осеняли себя крестной силой, считая, что в этом железном чудище сидит нечистая сила, которая крутит колёса. Машина немало принесла неприятностей. Очень пугала лошадей, которые при встрече ошалели, шарахались в сторону, ломая упряжь, оставляя седока лежать на дороге с разбитым носом. А машина, поднимая длинный шлейф пыли, тарахтя мотором, удалялась. В след ей неслись ругательства потерпевшего. Иногда подобные случаи имели комический исход, происходили забавные сцены. Об одной такой следует рассказать. Случилось с братом моей бабушки – дедом Зотычем. Человек он был не в меру вспыльчивый, мог, кого угодно отругать самыми грубыми словами, будь хоть сам губернатор. По специальности – столяр, работал у Петрова. Мастер был неплохой, хозяин ценил его и прощал выходки. Однажды дед Зотыч собрался в соседнее село за капустой. Своей лошади он не имел, попросил у моего деда нашу лошадь. Дед предупредил, что кобыла пуглива, чтобы на всякий случай был осторожен.           Когда дед Зотыч возвращался домой с полным возом капусты, навстречу мчалась машина Петрова. Не успел дед опомниться, как лошадь, испугавшись, взвилась на дыбы и шарахнулась в сторону от дороги, топча посев, помчалась через всё поле. Кочаны капусты, теряя клочьями листья, летели во все стороны. Дед, не выпуская из рук вожжи, натягивал их изо всей силы, бежит с боку подводы, еле успевая переставлять ноги, и неистово кричит:- Тп-ру-у! Тп-ру-у! Фуражка с головы слетела, волосы и борода от быстрого бега и ветра растрепались. Петров заглушил машину. Лошадь, не слыша пугающего звука мотора, метрах в ста от дороги остановилась. Старик до слёз рассердился на хозяина. Не отдавал отчёта своим действиям, схватил кочан капусты, помчался к машине, неистово ругаясь, с силой запустил его в ветровое стекло, которое от удара разлетелось вдребезги.           Этого Петров не ожидал.  - Что ты делаешь, сумасшедший?- закричал он.  - А вот….! Вот! Что! – задыхаясь от гнева и быстрого бега, дед с визгом выдыхал из себя ругательства – Лошадь, мать твою… меня чуть не убила! – он снова намеревался пустить кочан уже в самого хозяина.- Ух …. ты! Очевидно старик, раскипятившись, как петух в драке, имел до смешного забавный вид. Петров с трудом сдерживал желание расхохотаться, начинает его уговаривать:  - Ну, полно, Павел, мы с тобой квиты, моя машина напугала твою лошадь, ты стекло мне разбил, ведь это тоже убытки.           С деда горячка стала сходить. Махнув рукой, сказал:  - Ладно, я закрою глаза кобыле, а ты езжай на своей чёртовой колеснице. Петров долго помнил это столкновение и неоднократно рассказывал покатывающимся от смеха мужикам приключившуюся с ним историю.  - Я так напугался, думал, что он меня убьёт кочаном. Вообразите, бежит ко мне человек, похожий на сумасшедшего и непристойно ругается. Как тут не испугаться, - смеялся Петров.  - А что, убить не убил бы, а кочаном врезал бы, - отшучивался дед. Петров хорошо понимал, что для ведения хозяйства на капиталистической основе нужна школа повышенного типа, которая давала бы ученикам некоторые элементарные знания по сельскому хозяйству.           Трудно сказать какую школу имел в виду Петров, но из рассказов видно, что церковноприходская школа не удовлетворяла его. Вероятно, он хотел открыть училище с сельхозуклоном. Петров, вообще, был поборником народного образования, считал, что нищета и невежество в народе существуют по причине духовной нищеты. Только просвещение может вывести русского мужика на дорогу зажиточной и культурной жизни. Эти буржуазные теории о просвещении народа давно изжили себя. Но Петров, видимо, ещё верил в них. Старики, хорошо знавшие его, рассказывали, что он очень расхваливал американскую систему. Там, говорил он, рабочего не отличить от хозяев предприятий.  - Вот посмотрите на них, - это на американцев, которые у него работали временно, чтоб пустить в действие машины, - грамотный народ, культурный, даже воспитанные благородным манерам, любо посмотреть. Хорошо зарабатывают. А что наш мужик умеет? Он хлеб верёвкой режет. Но хитрые шельмы. Так и норовят побольше содрать. «Вот и решил Петров строить в Михайловке школу повышенную»- говорил мне дед.           На заседании церковного совета в 1895 году, когда обсуждался вопрос о строительстве школы, Петров говорил в пользу народного просвещения следующее: «Вся беда в том и состоит, что бедность и порождаемые ею пороки, бытующие в народе, проистекают от нищеты духовной. Наши люди пребывают в первобытной сущности. Вместо доброты и христианского смирения, вместо любви к ближнему сердца их наполнены ядом необузданных страстей, полны озлобления и зависти неудачника к преуспевающему, бедного к богатому, тогда как все люди перед богом равны. А всё от того это происходит, что блуждают во мраке невежества. Над помыслами и желаниями властвует безрассудство дикаря…» Говоря витиевато, Петров дипломатическим подходом хотел склонить на свою сторону настроенных недоброжелательно к школьному делу стариков. Хозяин нажимал на религиозные чувства. Сам едва ли верил в бога, а бородачам внушал: «Слово божье должно проникать в душу человека, а потому ему нужна грамота». Но тогда Петров, преследуя свои цели, заговорил о том, какой должна быть школа, старики загордыбачили. «Нам такая школа не нужна, образование мужику ни к чему, оно развращает ум молодых людей. Было бы достаточно того, чтоб детей учили читать священное писание», - заявили они в один голос.           Петров настаивал на своём. Но видя, что не сломить упрямство бородачей, плюнул с досады, сказав при этом: «Дураки старые, не могут понять: стараюсь для их же пользы». Он крепко обиделся, и не стал проявлять особого рвения в постройке школьного здания. Деньги, которые он намеривался отпустить на строительство, не дал. «На мои деньги не рассчитывайте, в таком случае стройте на свои церковные средства», - сказал он.           Школа строилась на скудные средства, ассигнование из церковного бюджета. Старые скряги в этом добром деле проявили жадность. Они охотнее выделяли деньги на ремонт божьего храма, который и без этого роскошно блестел. Если на самом деле так обстояло, то мне, кажется, Петров тоже занял неблаговидную сторону. По своим капиталам он мог бы, не считаясь со стариками, выстроить здание за свой счёт и по своему усмотрению. Значит, он тоже что-то выгадывал. Школьное здание строилось долго, с большими перерывами. Уже начались занятия, а строительные работы не были доведены до конца.           Первыми учениками в новой школе были мои родители. Мать закончила лишь 2 класса. Она рассказывала: «Три года работала школа в нештукатуреном изнутри здании». Да и что это за здание – маленькое с одной классной комнатой и небольшой учительской квартирой, состоявшей из одной небольшой комнаты и крохотной кухней. Она не отвечала требованиям не гигиеничным, не педагогическим. В одной классной комнате одновременно должны заниматься все 4 класса. Школу посещали дети более состоятельных семей, да и то не все. Девочки, как правило, учились в школе не более двух зим. Научившись мало-мальски разбирать по складам букварь, бросали школу. Их дома усаживали за прялку.           Не состоятельной оказалась мечта Петрова – путём просвещения поднимать благосостояние народа, его материальный и духовный уровень. Бедняку при капитализме, как говорил мой дед: «Куда не кинь – всюду клин. Не думай в школу топать, коли нечего лопать». Дед мой всю жизнь зол был на стариков из церковного совета, которые помешали Петрову построить настоящую школу. Он часто говорил: «Хозяин добра желал. По его задумке школьное строение должно быть о двух этажей. Был поставлен шест, на котором сделана отметка, до которой мог бы подняться второй этаж. А эти старые дураки взяли и обидели человека». Он говорил им: «Построим здание хорошее, а потом буду добиваться, чтобы у нас открыли училище, в котором дети научились бы всяким специальностям». Однако, нужно заметить, что церковно-приходская школа, открытая в конце прошлого века, сыграла положительную роль. Несмотря на узость школьных программ, она дала нашим людям некоторую сумму знаний, впоследствии ставшие основой распространения революционных идей.           Немалая заслуга в этом направлении принадлежала молодому учителю Николаю Ивановичу (фамилия мне неизвестна). Он, имея народнические убеждения, намёками и догадками рассказывал детям эксплуататорскую сущность царского строя, который должен быть свергнут. Давал понять, что люди рождаются свободными, и что существование неравенства происходит от несправедливых законов. Народ должен изменить эти законы. Вопреки поповскому учению о сотворении мира, о строении вселенной рассказывал пытливой детворе, что земля, как и многие планеты, существует миллиарды лет, что она вращается вокруг солнца, отчего происходит смена времени года, что жизнь на земле возникла не сразу, а постепенно. Вначале появились низшие животные, а потом в результате медленного развития от животного мира произошёл сам человек. Животные и человек не являются творением бога. Правда, учитель по политическим соображениям не мог ребятам рассказывать об учении Дарвина, утверждающее происхождение человека от обезьяны. За такие мысли сразу же могли сослать в Сибирь. Всё говорилось намёками, между прочим. Но всё равно, очень осторожно он вводил учащихся в мир научного понимания окружающей действительности. В те времена за каждое сказанное слово в пользу истинных знаний могли обвинить в заговоре против царя.           Николай Иванович народнические идеи распространял среди взрослого населения. Имеются сведения, что крестьянам, которые умели читать, давал запрещённые книги. По вечерам у него на квартире собирались мужики послушать умные речи. Нужно полагать, что беседы с мужиками оставили свой след. Они поколебали веру в царя. Когда началось забастовочное движение крестьян в 1905 году, когда запылали пожарами помещичьи усадьбы, многие из наших мужиков приняли активное участие в этом революционном движении, хотя оно носило народническое направление.           Как неосторожен был Николай Иванович, всё же о его взглядах стало известно жандармам. Вскоре его арестовали. Говорят, вызвал его местный поп, преподававший в школе закон божий. Поп этот был ужасный деспот, жестоко истязавший учащихся. Бил линейкой по голове, по рукам за допущенную неточность в пересказе заученного наизусть текста из закона божьего. Были у него и любимчики, те, что угождали попу и прилежно учили его уроки. Однажды на уроке один из любимчиков набрался смелости и спросил: «А правда, батюшка, что «закон божий» неправильно трактует сотворение мира? Говорится, что вначале господь создал свет, а потом солнце. А разве свет бывает без солнца?» Вопрос ошеломил попа. Он никогда не ожидал, что ученики проявляют сомнение в божественном учении. Лицо его перекосило, стало красным, как морковь, глаза засверкали злобой: «Кто эту ересь вам сказал?»- все молчали. Ждали неминуемой расправы. – Кто, спрашиваю, такие гнусные слова вам внушает?- повышая голос, допрашивал поп.- А ну, скажи-ка ты,- он указал на одного мальчика, который был застенчивым и боязливым. Он очень боялся попа. Мальчик встал, сильно бледнея. – «Чьи это слова, кто вам говорил, что «закон божий» неправильно толкует сотворение мира?» Мальчик молчал. - «Кто спрашиваю?» - поп с перекошенным от усилившейся злобы лицом подошёл к мальчику.- «Я не знаю»- еле слышно пролепетал мальчик. –« А, не знаешь!» - он схватил двумя пальцами ухо несчастного, да так рванул, что голова мальчика качнулась до самого плеча. «Кто? Кто?» - уже хрипел поп, сам неистово рвал ухо невинной жертвы. У мальчика от страха и невыносимой боли из глаз слёзы катились градом. Он не выдержал пытки, сквозь рыдания сказал: «Николай Иванович». Поп выпустил пылающее огнём ухо ученика, произнёс: «Ах, так! Ну, погоди!». Поспешно собрал свои пособия и ушёл из класса. На второй день Николая Ивановича уже не было в школе. Уроки за него пришла проводить молодая попадья, жена молодого попа – сына.           Волна революции 1905 года прокатилась в наших местах молниеносно, сметая с лица земли помещичьи имения. Центром крестьянского восстания явились сёла, расположенные на реке Битюг – Борщево, Щучье, Эртиль. Забастовки носили стихийный характер. Народный гнев против угнетателей прорвал оболочку терпения и, воплощаясь в силу разрушения, уничтожал всё ненавистное народу. Это было неосознанное движение, руководимое лишь чувством ненависти к угнетателям. Мужики, вооружённые кто чем, огромной толпой, к которой в каждом селе присоединялись новые силы, шли от имения к имению, сжигая постройки, растаптывая барское имущество. Представители царской власти, хозяева, их управляющие разбежались кто куда.           Имения Петрова, Харина, Попова и других помещиков разграблены и сожжены. Революционная стихия бушевала несколько дней. Дым горевших барских построек застилал землю. Пахло гарью и дымом. Животные бродили по полям беспризорные. Мужики окрестных сёл, побросав полевые работы, жестоко мстили господам, века эксплуатировавшие их. Потом наступило затишье, вслед за которым началась расправа. Приехали карательные отряды казаков, жандармы, пристав. Приказали в центре села у волостного правления собраться всему взрослому мужскому населению. Расправа должна была начаться поркой. Но до этого не дошло. Говорят, Петров упросил жандармов не подвергать мужиков позорному наказанию. Пороть мужиков не входило в его расчёты. Он не хотел ожесточать жителей. Ему выгоднее показать своё милосердие перед народом: «Мол, вот я каков, вы меня обидели, разгромили, сожгли моё имущество, но я не злопамятен». Это подкупало крестьян. Они опять станут смирными, как овечки. В других деревнях крестьян жестоко пороли. Многие не выдерживали – умирали.           Дед рассказывает: «Собрали нас всех возле волости. Приказали стать на колени. Сзади нас выстроился отряд казаков, которые наготове держали плётки. Барон велел лечь животом на землю, чтоб значит стегать. Ну, думаем, сейчас начнётся порка. Не помню, сколько полчаса, может, час, только помню, как скомандовали «встать». «Всё разграбленное приказано вернуть законному хозяину», - кричит пристав. - «Ну, что, вернули?»- спрашиваю я. – А как же, всё вернули, что уцелело.           Начались суды. Многих осудили и посадили в тюрьму. Я тоже чуть не попал под суд. Сам-то не участвовал в грабеже, а вот твой отец…» И он рассказал, как мой отец, которому в ту пору было 16 лет, поймал племенного жеребца, обезумевшего от страха, вызванного пожаром, привёл его домой и поставил в сарай. А сараишко был ветхий. Жеребец без особого труда развалил его и, освободившись от мужицкого плена, убежал. После в шутку говорили, что окажись сарай покрепче, сидеть бы деду в тюрьме. За участие в бунте в нашем селе осудили к тюремному заключению на разные сроки боле 30 человек. Отца моей матери – деда Ивана, приговорили к тюремному заключению к 6 месяцам. Даже смешно считать его участником революции: всё же он был из зажиточной семьи. Вся его вина состояла в присвоении помещичьей собственности, которой оказались несколько яблок, поднятых дедом в барском саду, через который ему пришлось проходить во время погрома. Вот как строго охранялась собственность эксплуататоров.           Разгром и пожар имения особого ущерба Петрову не причинил. Разграбленное имущество почти полностью вернули, а что погибло в огне, возместили за счёт страхования. -«Вы не моё добро сожгли, вы своё сожгли, с вас же возьмётся». Владея большим капиталом, Петров безболезненно в короткий срок возвёл на месте пепелища новые постройки, пользуясь дешёвой рабочей силой. Многие постройки делали из кирпича (кирпич делали на месте своими силами). На левой стороне лога ямы, в которых устраивались горна для обжига кирпича, сохранились до наших дней.           На месте старого, сгоревшего Смирновского дома, Петров построил новый очень красивый двухэтажный дом, украшенный в стиле русской архитектуры художественной резьбой, которая, словно кружевами оторачивала карнизы, балконы, наличники окон, дверей со всех сторон дома. Следы этих украшений на старых зданиях сохранялись до недавнего времени. Дом в 1926 году (Михайловка в это время по административному делению входила в Садовскую волость) перевезли в село Садовое. Очень плохо поступили с этой красивой архитектурной редкостью прошлого. На новом месте дом утратил свою привлекательность. Вначале в нём размещалась больница, потом учреждение райисполкома. После Великой Отечественной войны в доме находился интернат для престарелых. Недавно дом сгорел.           Другие помещики нашей округи: Орловы, Харины, Поповы, напуганные размахом революции, не решились восстанавливать свои имения. Сочли за лучшее продать землю, на которой по условиям столыпинской реформы должны возникать отруба. Землю помещичью приобретали зажиточные крестьяне. Она была самой, в смысле плодородия, лучшей. Крестьяне же, менее состоятельные, вынуждены покупать бросовые земли. Таким образом, лучшие массивы оказались в руках сельской буржуазии – опоры царизма. Дед рассказывал: «По своим возможностям купил я одну десятину пашни. Ну, какая это земля? Расположена около лога. Через весь участок проходила ложбина, по которой бежали талые воды весной, смывая чернозём до глины. На такой земле ничего не вырастишь. Помучился несколько лет – продал. Тут революция подоспела, спасла нас, бедняков, от полного обнищания».           Петров хотя и делал вид, что не имеет обиды на мужиков, а не особенно доверял им. Для охраны имения нанял черкесов, которые словно «цепные собаки, оберегали господское добро». Дед говорил правду. Только Октябрьская революция спасла крестьянина от нищеты и кулацкой кабалы. Крестьяне получили законные права пользоваться землёй бесплатно, которой веками владели господа помещики, угнетая народ. На освобождённой земле от помещиков в 1918 году были созданы крупные советские хозяйства: «Прогресс», «Михайловский», «Племхоз Тойда», «Октябрьский» и другие. 1977 год. Село 1-Михайловка. Лосев Михаил Митрофанович.